Шарль Бодлер между "восторгом жизни" и "ужасом жизни".
Все творчество Бодлера выросло из кричащего столкновения между его "обнаженным сердцем", до беззащитности чувствительной душой, жаждавшей ощутить "сладостный вкус собственного существования" (Сартр), и беспощадно ясным умом, который превратил эту душу, знавшую о своей нечистоте и добровольно требовавшую пытки, в объект бесконечных аналитических истязаний.
Его поэзия - это поэзия контрастов и оксюморонов: неподдельное переживание отливается здесь в подчеркнуто отделанные, классические формы, волны чувственности бушуют в гранитных берегах беспощадной логики, искренняя нежность соседствует с едкой язвительностью, а благородная простота стиля взрывается разнузданными фантазмами и дерзкими кощунствами. Мечущийся между "восторгом жизни" и "ужасом" перед ней, влачащийся во прахе и тоскующий по идеалу, Бодлер как нельзя лучше воплощает феномен, названный Гегелем "несчастным сознанием", т.е. сознанием, разорванным и оттого пребывающим в состоянии "бесконечной тоски". "Проклятый поэт", будь то Бодлер, Малларме, Верлен, Рембо, Морис Роллина или Жюль Лафорг, — это и есть терзающийся певец "несчастного сознания", и потому понять Бодлера означает, быть может, найти ключ к целому пласту современной европейской культуры.
"Навеки одинокая судьба", страшившая и притягивавшая Шарля Пьера Бодлера, отпустила ему всего 46 лет жизни, отметив печатью уже при рождении. Он родился от "неравного брака": когда 9 апреля 1821 г. Шарль Пьер появился на свет, его отцу, Жозефу Франсуа Бодлеру, было уже 62 года, а матери, Каролине, — 28 лет. Хотя Франсуа Бодлер умер, когда ребенку не исполнилось и 6 лет, тот на всю жизнь сохранил к отцу теплое детское чувство, граничащее с преклонением, и любил вспоминать благородного седовласого старца с красивой тростью в руке, гулявшего с ним по Люксембургскому саду и объяснявшего смысл многочисленных статуй.
Впрочем, психическая травма, полученная Бодлером в детстве, заключалась для него не в раннем сиротстве, а в "предательстве" матери, которая уже на следующий год после смерти мужа решилась вступить в новый брак — на этот раз с 39-летним майором Жаком Опиком. Прямой, честный и дисциплинированный, Опик, хотя и не смыслил ничего в изящных искусствах и в литературе, все же не был ни грубым солдафоном, ни жестоким человеком, способным притеснять ненавистного пасынка.
И все же Бодлер до самой смерти отчима так и не простил ему того, что он "отнял" у него мать, которая, со своей стороны, совершила повторную "измену": в 1832 г., когда семье по делам службы майора пришлось перебраться в Лион, 11-летнего Шарля и вовсе удалили из дома, отдав в интернат при лионском Королевском коллеже. Обида, ревность и ненависть беспомощного существа, брошенного на произвол судьбы, — вот что привело к возникновению знаменитой "трещины" в душе Шарля Бодлера, чувства оставленности-избранничества, изводившего его всю жизнь.
Лионский период продлился до января 1836 г., когда семейство Опик вернулось в Париж. Здесь юный Шарль окончил коллеж Людовика Великого и, получив осенью 1839 г. степень бакалавра, почувствовал, что вырвался наконец на свободу: продолжать образование он отказался. Заявив матери и отчиму, что собирается стать "сочинителем", Бодлер заводит дружбу с молодыми литераторами (Луи Менар, Гюстав Ле Вавассёр, Эрнест Прарон, Жюль Бюиссон и др.), знакомится с Жераром де Нервалем и даже осмеливается заговорить на улице с самим Бальзаком. Он ведет "рассеянный" образ жизни, не избегает ни злачных мест, ни сомнительных знакомств и уже осенью 1839 г. заражается сифилисом.
В ужасе от поведения Шарля чета Опик решает отправить его в заморское путешествие и в июне 1841 г. сажает на корабль, отплывающий из Бордо в Калькутту; однако в Индию Бодлер так и не попал; вытерпев неполных 5 месяцев на борту пакетбота и едва добравшись до острова Бурбон (ныне Реюньон), он решительно отказался плыть дальше и уже в феврале 1843 г. вновь очутился в Париже, где его, по достижении совершеннолетия, поджидало отцовское наследство — 100 000 франков, которые с весны он начинает усердно проматывать, тратя на всевозможные развлечения, на уличных девиц и, главное, на создание собственного "имиджа" — имиджа денди. В 40-е годы, стремясь поразить окружающих своим внешним видом, Бодлер с необыкновенной тщательностью заботится о "туалетах", щеголяя то в бархатном камзоле на манер венецианских патрициев, то, подражая знаменитому английскому денди Джорджу Бреммелю, в строгом черном фраке и с цилиндром на голове, то, выдумав новую форму дендизма, в просторной блузе.
Элегантная внешность и "английские" манеры молодого человека производили впечатление на женщин, однако Бодлер даже не пытался завязать роман с приличной замужней дамой или хотя бы с опрятной гризеткой. Робость, гипертрофированная саморефлексия, неуверенность в себе как в мужчине заставляли его искать партнершу, по отношению к которой он мог бы чувствовать свое полное превосходство и ничем не смущаться. Такой партнершей стала некая Жанна Дюваль, статистка в одном из парижских театриков. Бодлер сошелся с ней весной 1842 г., и в течение 20 лет она оставалась его постоянной любовницей. Хотя "черная Венера" (Жанна была квартеронкой) на самом деле не отличалась ни особенной красотой, ни тем более умом или талантом, хотя она проявляла открытое презрение к литературным занятиям Бодлера, постоянно требовала у него денег и изменяла ему при любом удобном случае, ее бесстыдная чувственность устраивала Бодлера и тем самым отчасти примиряла с жизнью; кляня Жанну за ее вздорность, нечуткость и злобность, он все же привязался к ней и, во всяком случае, не бросил в беде: когда весной 1859 г. Жанну, питавшую излишнее пристрастие к ликерам и винам, разбил паралич, Бодлер продолжал жить с ней под одной крышей и, вероятно, поддерживал материально вплоть до самой своей смерти.
К 40-м годам относится начало литературной деятельности Бодлера, который, однако, впервые заявил о себе не столько как поэт, сколько как художественный критик ("Салон 1845 года", "Салон 1846 года"). Правда, по свидетельству некоторых близких друзей Бодлера, к середине 40-х годов уже была написана значительная часть стихотворений, впоследствии составивших "Цветы Зла", но в печати в то время появились лишь разрозненные пьесы ("Даме креолке", "Дон-Жуан в аду", "Жительнице Малабара", "Кошки"), не привлекшие широкого внимания. Обратила на себя внимание новелла "Фанфарло", опубликованная в январе 1847 г., однако и она не принесла Бодлеру известности.
Между тем к середине 1844 г., успев, кроме всего прочего, приобщиться и к наркотикам, Бодлер растранжирил уже половину своего наследства. Встревоженные родственники, собравшиеся по настоянию Опика на очередной "семейный совет", решили ходатайствовать перед властями об учреждении над беспутным Шарлем официальной опеки. Опекуном стал друг дома, нотариус Нарцисс Дезире Ансель, в течение 23 лет следивший за денежными делами Бодлера и выдававший ему месячное содержание. С Анселем, доброжелательным по натуре человеком, у Бодлера установились сносные в целом отношения, однако к отчиму, инициатору унизительной акции, его ненависть только возросла, с особой силой выплеснувшись в дни февральской революции 1848 г.: Ж. Бюиссон свидетельствует, что видел на улице разгоряченного Бодлера, призывавшего толпу "расстрелять генерала Опика!".
Что касается революции, то она несомненно увлекла Бодлера, причем увлекла искренне, хотя, скорее всего, не глубоко, отвечая не столько его социально-политическим идеалам (тоже, впрочем, достаточно сумбурным), сколько его вкусу к бунту и неповиновению. Во всяком случае, в "Моем обнаженном сердце" Бодлер смотрит на себя 27-летнего вполне критически: "Мое опьянение в 1848 году. Какой природы было это опьянение? Жажда мести. Природное удовольствие от разрушения. Литературное опьянение; воспоминания о прочитанном".
С точки зрения духовной биографии Бодлера намного важнее, конечно, его литературная деятельность конца 40-х — первой половины 50-х годов, когда он предпринимает опыты в прозе (новелла "Фанфарло", 1847) и в драматургии (набросок пьесы "Пьяница", 1854), пишет заметки с художественных выставок и принимается за переводы из Эдгара По, "тайное сродство" с которым он ощутил сразу же, как только — в 1846 г. — познакомился с его творчеством. И все же литературную судьбу Бодлера (как прижизненную, так и посмертную) определили не эти занятия, но единственный созданный им поэтический сборник: "Цветы Зла".
Замысел сборника, скорее всего, созрел у Бодлера довольно рано. Во всяком случае, уже в "Салоне 1846 года" автор упоминает о намерении выпустить книжку стихов под названием "Лесбиянки"; два года спустя в прессе появляется сообщение о том, что Бодлер готовит к печати сборник "Лимбы"; в 1851 г. под этим же заголовком в одной из газет появляется подборка из 11 его пьес и, наконец, в 1855 г. респектабельный журнал "Ревю де Де Монд" публикует целых 18 стихотворений Бодлера, что было несомненным успехом, так как в данном случае редакция намеренно отступила от своего правила печатать только стихи именитых поэтов. К Бодлеру пришла известность, пусть и негромкая, но оказавшаяся достаточной для того, чтобы в декабре 1856 г. модный издатель Огюст Пуле-Маласси купил у него права на "Цветы Зла". Всего полгода спустя книга вышла в свет.
"Цветы Зла", вышедшие в июне 1857 г., сразу же привлекли к себе внимание публики, а вслед за тем и прокуратуры, возбудившей против Бодлера судебное преследование по обвинению в "оскорблении религии". Бодлер, конечно, был напуган предстоящим судом, назначенным на 20 августа, но еще в большей степени он был задет выдвинутыми против него обвинениями: "жестокую книгу", в которую, по его позднейшему признанию, он "вложил все свое сердце, всю свою нежность, всю свою (замаскированную) религию, всю свою ненависть" (письмо к Анселю от 28 февраля 1866 г.), судьи сочли вульгарной порнографией ("реализмом", говоря языком судебного приговора) — сочинением, содержащим "непристойные и аморальные места и выражения". К сожалению, на суде, да и позже, Бодлер проявил малодушие: он ни разу не решился напасть на своих гонителей или хотя бы защититься от них, он оправдывался перед ними, оправдывался тем, что искусство-де — это всегда "паясничанье" и "жонглерство", а потому судить поэта за переживания и мысли, изображенные в его произведениях, равносильно тому, чтобы казнить актера за преступления персонажей, которых ему довелось сыграть. Впрочем, опасения оказались напрасными: хотя самолюбие Бодлера было глубоко уязвлено, наказание оказалось "отеческим": автора приговорили к 300 франкам штрафа, причем не за "оскорбление религии", как требовал прокурор, а всего лишь за оскорбление "общественной морали и добронравия", в связи с чем издателю было предложено изъять из сборника 6 стихотворений - "Лета", "Украшенья", "Лесбос", "Проклятые женщины", "Слишком веселой", "Метаморфозы вампира".
"Цветы Зла" принесли Бодлеру известность (не лишенную оттенка скандальности), но отнюдь не прочное литературное признание. Для Виктора Гюго, не поскупившегося в письмах на комплименты ("Ваши "Цветы Зла" сияют и ослепляют, словно звезды", "Вы творите новый трепет"), Бодлер в первую очередь был важен как жертва "нынешнего режима": "То, что он (режим) именует своим правосудием, осудило вас во имя того, что он именует своей моралью".
Стареющий денди, ведущий странный, а иногда и предосудительный образ жизни, не лишенный, впрочем, дарования и вдруг ставший "мучеником от эстетики", — так, пожалуй, можно резюмировать образ Бодлера, сложившийся у публики к началу 60-х годов. И в этом не было ничего удивительного: "истерик", как он сам себя называл, записной пессимист, погруженный в беспросветность собственных мрачных фантазий, Бодлер — и в жизни, и в творчестве — мало походил на поэтов-романтиков старшего поколения, будь то Ламартин или Виньи, Гюго или Готье. Правда, литературная молодежь не питала предубеждения против Бодлера и готова была признать его своим "мэтром": в 1864 г. 20-летний Поль Верлен опубликовал восторженный дифирамб в его адрес, однако Бодлер оттолкнул протянутую ему руку: "Эти молодые люди вызывают у меня смертельный ужас... Ничего я не люблю так, как быть в одиночестве!"
После выхода в свет "Цветов Зла" Бодлеру оставалось жить 10 лет и 2 месяца, и все это время круг одиночества неуклонно сжимался: с Жанной он окончательно расстался в 1861 г., новых связей, по всей видимости, не завязал и, живя в Париже, лихорадочно писал письма-исповеди, засыпая ими мать, поселившуюся после смерти мужа в Онфлёре. За все эти годы он создал и опубликовал совсем немного — "Салон 1859 года" (1859), "Искусственный, рай" (1860), книгу о гашише и опиуме, отразившую не только печальный опыт самого Бодлера, но и — в неменьшей степени — влияние "Исповеди англичанина-опиомана" (1822) английского поэта Томаса де Квинси, второе издание "Цветов Зла" (1861), включавшее 35 новых стихотворений, и, наконец, свой второй шедевр - 50 "стихотворений в прозе", появлявшихся в периодической печати с августа 1857 по август 1867 г. и вышедших отдельным томом (под названием "Парижский сплин") посмертно, в 1869 г.
Силы поэта шли на убыль. Последняя серьезная вспышка энергии относится к декабрю 1861 г., когда Бодлер, все еще переживавший судебный приговор четырехлетней давности, попытался реабилитировать себя в глазах общества и неожиданно выдвинул свою кандидатуру в Академию. Нетрудно догадаться, что это была попытка с негодными средствами: с одной стороны, во времена Бодлера, как и теперь, "маргиналов" в "порядочное общество" просто не допускали, а с другой — Бодлер явно переоценил значение своей фигуры, поскольку даже для такого доброжелателя, как Сент-Бёв, он был всего лишь обитателем "оконечности романтической Камчатки" — не более того. К счастью, у автора "Цветов Зла" хватило здравого смысла, чтобы вовремя ретироваться с поля боя — хотя и без чести, но и без явного позора: в феврале 1862 г. он снял свою кандидатуру.
В начале 1862 г., в полный голос заговорила болезнь — следствие сифилиса, полученного в молодости, злоупотребления наркотиками, а позднее и алкоголем. Бодлера мучают постоянные головокружения, жар, бессонница, физические и психические кризы, ему кажется, что мозг его размягчается и что он на пороге слабоумия. Он уже почти не в состоянии писать и, потеряв былой лоск, одетый едва ли не в тряпье, целыми вечерами отчужденно бродит среди нарядных парижских толп или угрюмо сидит в углу летнего кафе, глядя на веселых прохожих, которые представляются ему мертвецами.
Катастрофа наступает 4 февраля 1866 г., когда, во время посещения церкви Сен-Лу в Намюре, Бодлер теряет сознание и падает прямо на каменные ступени. На следующий день у него обнаруживают первые признаки правостороннего паралича и тяжелейшей афазии, перешедшей позднее в полную потерю речи. Лишь 1 июля его недвижное тело удалось перевезти в Париж, где он умирал еще 14 месяцев. Бодлер скончался 31 августа 1867 г. и был похоронен на кладбище Монпарнас, рядом с генералом Опиком.
______________________________________
Г. Косиков. - Шарль Бодлер между "восторгом жизни" и "ужасом жизни".
______________________________
#ALEF_library@alef.culture
